Об трагической мистике в любви Мирры Лохвицкой и Константина Бальмонта - Биографии необычных людей языком блогера - Блог - О семье Дедусенко и связанных с нею семьях

Есть что-то мистическое как в поэзии Мирры Лохвицкой, так и в ее судьбе. Это было замечено сразу после ее смерти. «Молодою ждала умереть, и она умерла молодой», – писал Игорь Северянин, перифразируя известные ее строки. Мистикой проникнуто и само ее имя – Мирра. Вообще-то ее звали Марией, Миррой она стала только в юности – почему, точно неизвестно.
«Мирра» – драгоценное благовоние, древний символ любви и смерти. Греческое название его – «смирна». Смирна, наряду с золотом и ладаном является одним из даров, принесенных волхвами младенцу Христу. Как компонент мирра входит в состав сложного ароматического состава с созвучным названием «миро», употребляемого в богослужебной практике и символизирующего дары Святого Духа.

Горят вершины в огне заката,
Душа трепещет и внемлет зову,
Ей слышен шепот: «Ты внидешь в вечность
Пройдя вратами любви и смерти».

(«Врата вечности») – писала Мирра в одном из последних своих стихотворений. Склонность к мистицизму была у нее природной, даже можно сказать – наследственной. Ее прадед, Кондратий Андреевич Лохвицкий (1779–1839), был известен как поэт-мистик, автор таинственных «пророчеств». Говорят, что, умирая, прадед будущей «русской Сафо» Кондрат Лохвицкий произнес — «ветер уносит запах мирры…». Возможно, узнав о семейном предании, Мария Лохвицкая решила изменить свое имя.
Ее настоящее имя – Мария. Она родилась 19 ноября (2 декабря) 1869 года в Петербурге в дворянской семье. Мать — обрусевшая француженка, отец — Александр Лохвицкий был профессором права, адвокатом и редактором «Судебного вестника» и известным поэтом в то время. Мирра закончила Александровский институт в Москве и в 21 год вышла замуж за архитектора Евгения Жибера, родив ему пятерых детей.

Сестра поэтессы Мирры Лохвицкой Тэ́ффи (настоящее имя Наде́жда Алекса́ндровна Лохви́цкая , по мужу Бучи́нская ) - русская писательница и поэтесса, мемуарист, переводчик, автор таких знаменитых рассказов, как «Демоническая женщина» и «Ке фер». Это имя было синонимом остроумия, изящества мысли и слова. Ее отличают тонкое понимание человеческих слабостей, мягкосердечие и сострадание к своим незадачливым персонажам.Кстати, Надежда Тэффи-любимая писательница последнего русского царя Николая Второго.
Тэффи вошла в литературу уже после смерти Мирры, взяв свой псевдоним только чтобы не стать второй Лохвицкой. Взаимоотношения сестер, Мирры и Надежды, по всей видимости, были непростыми. Яркая одаренность той и другой при очень небольшой разнице в возрасте (фактически – два с половиной года) привела скорее к взаимному отталкиванию, чем притяжению. В рассказах и воспоминаниях Тэффи нередки ощутимые «шпильки» в адрес покойной сестры. Но все же придавать им слишком большое значение было бы несправедливо. «Двуликая» Тэффи, смеющаяся и плачущая, и здесь верна себе. Ее поэзия дает некоторые образцы лирической грусти, содержащие узнаваемые реминисценции поэзии Мирры и явно навеянные воспоминаниями о ней. После революции эмигрировала и умерла в Париже в 1952 году.

Брат Мирры- Николай Александрович Лохвицкий избрал военное поприще, дослужился до генеральского чина, во время Первой мировой войны командовал экспедиционным корпусом во Франции, в гражданскую войну участвовал в белом движении, некоторое время был командующим 2-й колчаковской армией.

Среди множества его наград – георгиевский крест четвертой и третьей степени; свидетельство личного мужества. Умер в Париже в 1933 году. Вот он во главе русских войск на фото по прибытии во Францию.

Имя Мирры Лохвицкой начало возвращаться из небытия только в 1980-1990 гг., через сотню лет после ее появления на литературном Парнасе. Что же так? Почему ее звонкая праздничная лира пришлась не ко времени-на протяжении всего сурового 20 века? Чувственно-декадентская поэза, томно-изысканная. Ясно, что Советской власти стих Мирры Лохвицкой угодить никак не мог.Но ее не вспоминали и в русской эмиграции:не выходило ни сборников, ни упоминаний в альманахах. Может быть, ее слава и ее поэзия, яркая и краткая, как весенние первоцветы, объяснялась не только поэтическим дарованием? Считается, что немаловажную роль в ее популярности сыграла выразительная внешность самой поэтессы.Она давно уже слыла в петербургских и московских салонах несказанною красавицей, хорошей хозяйкою, остроумницей, муж, по-юношески пылко, все еще не чаял в ней души, стихи ее и сборники расходились по России мгновенно. Ими зачитывались, копировали от руки, переписывали в альбомы.
Словно бы шутя, получил один из них в 1904 году знаменитейшую Пушкинскую премию Российской Академии. Ей молчаливо кивал при встречах вечно погруженный в себя темнокудрый и глубокоокий поэт и философ Владимир Соловьев, с легкою ироническою шуткою ее подходил приветствовать Иван Бунин. «И все в ней было прелестно — звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая легкая шутливость. Она и правда была тогда совсем молоденькая и очень хорошенькая. Особенно прекрасен был цвет ее лица — матовый, ровный, подобный цвету крымского яблока. На ней было что-то нарядное, из серого меха, шляпка тоже меховая. И всё это было в снегу, в крупных белых хлопьях, которые валили, свежо тая на ее щеках, на губах, на ресницах…» - писал о ней Бунин.

Мирра Лохвицкая, которую читающая публика воспринимала, как «вакханку»-по ее смелой для своего времени женской любовной лирике-в жизни была скромной и добродетельной.Ее обширное семейство составляло главное содержание жизни, помимо стихов.Да, знаменитая красавица была не совсем светской женщиной, как ни странно. Литературные салоны, по свидетельству их завсегдатаев, посещала не так уж и часто, а когда болели дети, то все мероприятия приносились в жертву материнскому чувству. Тот же Бунин говорил ,что она ... "большая домоседка, никогда не говорит с поэтической томностью, а, напротив, болтает с большим остроумием, наблюдательностью и чудесной насмешливостью." Лохвицкая была не только «певицей страсти», по складу натуры она являлась мистиком и в чем-то оказалась дальновиднее своих именитых современников.

Мне ненавистен красный цвет
За то, что проклят он.
В нем – преступленья долгих лет,
В нем – казнь былых времен…

Это было сказано еще до первой русской революции, которую Лохвицкая и разглядеть-то не успела. Вспомним хотя бы ее поэтический завет – одно из последних стихотворений, написанное месяца за три до смерти:

…В день Духа Святого стучитесь, избранники,
Могучие странники давних времен,
Во храмы безлюдные, в сердца непробудные,
Поведайте миру, что Враг побежден.

Чтобы в 1905 году видеть «безлюдные храмы» и оборотную сторону символики красного цвета, надо было смотреть вперед лет на пятнадцать. А чтобы видеть, что, несмотря на это, «Враг побежден» – на все восемьдесят пять. Чего еще напророчит эта Кассандра? Насколько хватит вещего ее взора? Верно ли, что далека от жизни «русская Сафо»? Тут уж, пожалуй, понятно станет, почему в прежние годы – да и в нынешние – предпочитали и предпочитают говорить, что все собрание ее стихотворений – об одной бурнопламенной страсти.

Но вместе с тем , причины ее многочисленных и не вполне ясных недугов, вдруг навалившихся на нее в цветущие лета - остаются невыяснены. Есть романтическая версия, что надлом в ее душе, глубокая депрессия и болезни начались после знакомства с Константином Бальмонтам, начавшаяся как поэтическая дружба и закончившаяся мучительными переживаниями и внутренним разладом с самой собой. С своим долгом, которому она осталась верна.Но что-то в этих отношениях было и темное. Помнила ли она до терпкости горький, насмешливо-небрежный взгляд Бальмонта при встрече, его скользящий по запястью поцелуй? Власть, колдовская власть воображения, никак не отпускала ее. Власть над словами… «Искра взаимного чувства» стала началом поэтической переписки и дружбы, которая, однако, постепенно переросла в нечто иное. Был ли их роман платоническим, не совсем платоническим или совсем не платоническим – не так уж важно. Очевидно , что несмотря ни на что, это все-таки была та самая «бессмертная любовь», которую они воспели в стихах. Вот таких как написал Бальмонт : " В моем саду мерцают розы белые...".

В моем саду мерцают розы белые,
Мерцают розы белые и красные,
В моей душе дрожат мечты несмелые,
Стыдливые, но страстные.

Тебя я видел только раз, любимая,
Но только раз мечта с мечтой встречаются,
В моей душе любовь непобедимая
Горит и не кончается.

Лицо твое я вижу побледневшее,
Волну волос, как пряди снов согласные,
В глазах твоих - признанье потемневшее,
И губы, губы красные.

С тобой познал я только раз, любимая,
То яркое, что счастьем называется,
- О тень моя, бесплотная, но зримая,
Любовь не забывается.

Моя любовь - пьяна, как гроздья спелые,
В моей душе - звучат призывы страстные,
В моем саду - сверкают розы белые
И ярко, ярко - красные.

       «Злые чары»-ключевое определение этого состояния самой Миррой. Мучительная борьба с собой и с полуденными чарами» -содержание поздней лирики поэтессы и, как полагают многие, - причина глубокой депрессии, которая возможно и предопределила её раннюю кончину.
      Московские ведомости писали тогда (1905, 7 сентября. № 245. Ю. Загуляева «Петербургские письма»):    “…От мучительной сердечной жабы угасла в цветущих годах талантливая поэтесса Лохвицкая-Жибер. Покойная была серьезно больна уже с декабря прошлого 1904 г. и порой с большим пессимизмом смотрела на свое положение, удивляясь, после ужасающих приступов боли и продолжительных припадков, что она еще жива. , Последние дни ее жизни были сплошным мучением. Ни днем, ни ночью не знала покоя бедняжка от нестерпимо острых страданий, и наконец страдания эти приняли такой ужасающий характер, что пришлось прибегнуть к впрыскиваниям морфия. Под влиянием морфия больная и спала последние свои два дня… и так и скончалась, бессознательно заснула, не зная, что умирает…
      И я видела ее, высоко лежащею в белом металлическом гробу… вокруг головы широким как бы венком была расположена гирлянда живых нежно-розовых роз, на ручках гроба благоухали букеты пышных роз и многочисленные венки у подножия гроба тоже состояли почти исключительно из живых роз.Выражение лица покойной было какое-то странное: полуоткрытый рот точно улыбался, тогда как верх застывшего лица был сосредоточенно серьезен.Не допев те прекрасные песни любви, которые так поэтично пела эта безвременно угасшая жрица поэзии, она лежала теперь перед нами среди цветов любви…”

  Бальмонт не был на этих похоронах, но он, по крайней мере, продолжал оплакивать умершую возлюбленную и многие годы спустя, явно остро чувствуя и свою вину. История любви двух поэтов имела странное и трагическое продолжение в судьбах их детей. Дочь Бальмонта была названа Миррой – в честь Лохвицкой (точнее будет сказать, что поэт воспринимал дочь как реинкарнацию возлюбленной). Имя предпоследнего сына Лохвицкой Измаила было как-то связано с ее любовью к Бальмонту. Измаилом звали главного героя сочиненной ею странной сказки и  причудливой сказки, в которой изобразила свои отношения с Бальмонтом.
В 1922 г., когда Бальмонт был уже в эмиграции и жил в Париже, к нему явился юноша – бывший врангелевец, молодой поэт – Измаил Лохвицкий-Жибер. Бальмонт был взволнован этой встречей: молодой человек был очень похож на свою мать. Вскоре он стал поклонником пятнадцатилетней Мирры Бальмонт – тоже писавшей стихи (отец видел ее только поэтессой). Что было дальше – понять нельзя.
   Отвергла ли девушка любовь молодого поэта, или почему-то испортились его отношения с Бальмонтом, или просто он не мог найти себя в новой эмигрантской жизни – но через полтора года Измаил застрелился.   В предсмертном письме он просил передать Мирре пакет, в котором были его стихи, записки и портрет его матери. Его стихи не похожи на стихи Мирры, но настрой и образы от нее .

Мне отраден лампад полусвет голубой,
Я покоя, как счастья, хочу,
Но когда умирать буду я, пред собой
Я зажгу восковую свечу.

И рассеется мрак от сиянья огня,
И душа не предастся Врагу.
Пред восходом зари незакатного дня
Я свечу восковую зажгу.

(«Восковая свеча» — «Перед закатом»)

Последующая судьба Мирры Бальмонт была не менее трагична. Неудачное замужество, рождение более чем десяти детей, чудовищная нищета. Умерла она в 1970 г. За несколько лет до смерти попала в автомобильную аварию и потеряла способность двигаться. Судьбы других сыновей Лохвицкой также сложились нерадостно. Евгений и Владимир остались в России и умерли во время блокады Ленинграда. Старший сын Михаил эмигрировал, долго жил в эмиграции, сначала во Франции, потом в США, в 1967 г. покончил с собой от горя, потеряв жену.

И самые знаменитые стихи Мирры Лохвицкой.

Я хочу умереть молодой,
Не любя, не грустя ни о ком;
Золотой закатиться звездой,
Облететь неувядшим цветком.

Я хочу, чтоб на камне моем
Истомленные долгой враждой
Находили блаженство вдвоем...
Я хочу умереть молодой!

Схороните меня в стороне
От докучных и шумных дорог,
Там, где верба склонилась к волне,
Где желтеет некошеный дрок.

Чтобы сонные маки цвели,
Чтобы ветер дышал надо мной
Ароматами дальней земли...
Я хочу умереть молодой!

Не смотрю я на пройденный путь,
На безумье растраченных лет;
Я могу беззаботно уснуть,
Если гимн мой последний допет.

Пусть не меркнет огонь до конца
И останется память о той,
Что для жизни будила сердца...
Я хочу умереть молодой!

Спустя двадцать лет после смерти Мирры, будучи в Париже, Константин Дмитриевич признался: «Светлые следы моего чувства к ней (Мирре) и её чувства ко мне ярко отразились в моём творчестве и в её». До конца жизни Бальмонт признавал только трёх поэтесс: Сафо, Ахматову и Лохвицкую.

Смятение. Слова Анны Ахматовой. Музыка Тухманова.

< P.S. В архиве Марии (Мирры) Лохвицкой, так же, как и в архиве и наследии Константина Бальмонта, не сохранилось абсолютно никаких свидетельств их личных романтических отношений: писем, записок, телеграмм, посвящений на книгах, подарков и сувениров.

Пост написан на основе разных материалов из инета.